На лавочке сидел дед. Донбасс бомбили нацисты нынешнего времени, а он уже не прятался. В голове крутилась песня: «Ты ждёшь Лизавета от друга привета. Ты не спишь до рассвета. Всё грустишь обо мне». Старая песня, а вот приклеилась в башку. Всё заплетал косички внучке, а она бывало скажет:
- А дедушки недолжны заплетать косички, мамы, бабушки, должны, а дедушки не должны.
И отвечал дед внучке:
- Лизаветушка! Нет мамы, нет бабушки, вот я и заплетаю.
Из их семьи, двое они и остались, после одной из бомбёжек. Девочка слава Богу не видела смерти родных. Дед Василий вцепился тогда руками в тоненькое тело внучки, и долго не отпускал, она всё смеясь, и казалось звеня словно церковный колокольчик говорила:
- Ты чего дедушка, задушишь меня, кто тогда медведю лапу перевяжет, я санитарка, и должна ухаживать за больными.
Дед решил не говорить Лизе о гибели дочери, жены и зятя, потом расскажу, сейчас не могу, а когда она спрашивала, отвечал:
- Папа твой в командировке, маму с бабушкой увезли в госпиталь там санитарок не хватает, много раненых людей, и нас с тобой туда не пустят, там строго, вот когда сами придут, тогда и увидимся.
Вспомнилось, как потекли слёзы из много чего повидавших глаз, и он сказал:
- Так ты значит Мишке помочь хочешь лапу перевязать, ну молодец, раненых надо перевязывать.
Лиза ни на секунду не задержалась с ответом:
- Да я санитарка, надо всех раненых перевязать. А ты деда плачешь, значит тебе надо дать таблетку от нервов, валерьянкой называются.
Василий Дмитриевич глядел на внучку, быстро вытирал рукавом слёзы. А Лизка заметив, что весь рукав куртки у дедушки грязный сказала:
- Ох дед! Не следишь за собою совсем, когда дадут свет, надо выстирать твою куртку в стиральной машинке, какие вы мужики, ничего не можете без нас, ни обед сварить, не постирать.
И лишь на секунду замешкавшись, снова затараторила:
- Ой дедушка! Варить ты умеешь вкусно.
Лизка замолчала, а дед Василий заговорил:
- Ну куда мы мужики без вас, и вправду куртка на мне, словно алкоголик я какой, надо постирать когда дадут свет. Только я не знаю сколько порошка сыпать?.
Внучка тут же вновь зазвенела:
- Я знаю сколько дедушка, я видала сколько мама с бабушкой сыпали, там всего немножко надо.
Внучку, дед Василий потерял когда началась очередная бомбёжка, да и не потерял бы сроду, как зеницу ока берёг он внученьку. Но когда они бежали, чтобы укрыться от снарядов, вдруг сильно забилось сердце, и Василий Дмитриевич потерял сознание, не от голода потерял, а может быть от жизненной надсады. Когда очнулся, огляделся, внучки рядом нет, шатаясь от слабости дошёл до лавочки и сел, огляделся, нет внучки, не звенит возле него самый дорогой колокольчик « Где вот она Лизочка моя? Господи! Если погибла, я тут же помру, зачем тогда жить». Вдруг Василий увидел бегущих по направлению к нему людей, глаза видели плохо, очки потерял, но силуэты людей приближались к нему, и вдруг:
- Дед! Дедушка мой! Дед Вася! Ты живой! А я думала, что умер.
Оказалось, что когда Василий Дмитриевич упал в обморок, внучка испугавшись побежала в соседний двор где они жили за соседями.
Колокольчик деда Василия всё звенел и звенел, он что – то отвечал внучке, но дума которая засела в голове перебивала всё на белом свете, и в этой думе было всего три слова: «Звени колокольчик! Звени»!Анатолий Казаков, Братск.
