Во время летней жары на Юго-Востоке Украины особенно остро стоит вопрос с водой. Родники пересыхают, колодезная вода бывает непригодна для питья или кем-то специально отравлена, бутилированная стоит слишком дорого, а собирать дождевую мешает необходимость скрывать позиции от коптеров. Россиянин с позывным «Георгий» больше года бесплатно привозит солдатам на передовую воду, а заодно и хлеб из Белгородской области. Питье за счет пожертвований закупает общественная организация «Московские суворовцы». Георгий рассказал «Ленте.ру» свою историю, попросив не раскрывать настоящего имени и биографии, так как опасается мести украинских диверсантов и имеет на то серьезные основания.
«Надежда лишь на то, что им вовремя завезут»
24 февраля 2022 года все началось, а 28-го я накупил чаю, сигарет, кофе и поехал в ПВД (пункт временной дислокации), находившийся в поселке Комсомольский Белгородской области, чтобы поддержать и угостить солдат, посмотреть, в каком они состоянии.
Помню, как уже на месте открыл багажник и стал раздавать то, что привез. Один солдат подошел и сказал: «Спасибо, брат, тебе огромное, но если хочешь помогать, то помогай тем, что больше всего требуется».
Я вернулся домой, встретился со своим другом, предпринимателем. Рассказал об увиденном. Приняли решение, что надо помогать. С тех пор мы больше года в одной упряжке: он — бензин, а я — мотор. Другими словами, он спонсирует, а я катаюсь.
Конечно, вдвоем нам это все потянуть было бы не под силу. Слава богу, нашлись добрые люди, а именно «Московские суворовцы» (о них я еще дальше скажу), группа в Telegram «Для парней ZOV», «Доброфеи» из Санкт-Петербурга и Луги, «Паучихи» — люди, которые маскировочные сети плетут, а еще владелица кулинарии «Полина» в Белгороде.
Работу, которой я прежде занимался, а именно строительство, пришлось отложить. Постепенно развоз гумпомощи стал моим постоянным ежедневным делом, забирающим все время и силы.
А что в первую очередь нужно возить, стало ясно после первого же визита на передовую. Я увидел, как жадно ребята, возвращаясь из боя, пьют воду. Этого не передать словами! Сразу вспомнились слова того парня в Комсомольском.
Да, тогда, в начале весны, у солдат была большая потребность во внешних аккумуляторах для разного оборудования, батарейках для прицелов, но вода людям всегда нужнее всего, а с ней на юго-востоке Украины большие проблемы.
Возьмем в пример Харьковскую область. По весне у меня и других волонтеров практически не было возможности привезти туда воду, поэтому ее брали из родников. Но летом все родники пересохли. Что оставалось делать?
Да, воду бойцам порой носили и по-прежнему носят местные жители. Многие делают это по доброте душевной, но некоторые таким образом разведывают наши позиции и передают координаты вражеской артиллерии. Из-за них вежливо отказывать приходится и всем остальным.
Брать воду из колодцев? Так бывали случаи отравления, из-за которых в войсках действует фактически запрет на питье любой воды, кроме бутилированной.
Закупать на месте? Дорого. У нас в Белгородской области пятилитровая бутылка воды стоит в среднем, 50-70 рублей, а там — уже около 200 рублей
Я не могу исчерпывающе ответить на вопрос, как налажено обеспечение питьевой водой по линии Министерства обороны, поэтому не буду пытаться это обсуждать, лишь отмечу, что у меня есть идея, как можно сделать лучше. Но об этом скажу в конце.
Итак, у солдат и офицеров в зоне СВО надежда лишь на то, что им вовремя завезут воду, но не кто попало, а только те люди, которым они готовы доверить свою жизнь. И здесь большое спасибо общественной организации «Московские суворовцы». У них прямая связь с выпускниками училища, теперь офицерами на фронте. Суворовцы собирают от них заявки. Затем, за счет собранных пожертвований, полностью оплачивают воду, а я забираю ее у производителя в Белгородской области — пластиковые пятилитровые бутылки в заводской упаковке — и развожу, в том числе на передовую.
За это время, конечно, у меня самого возникло много крепких знакомств. Многие доверяют мне, а я, в свою очередь, стал доверять некоторым представителям подразделений, способных выделить машину и бойцов, чтобы они заехали и сами забрали воду у производителя.
Был, правда, случай, когда я после такой поставки на доверии узнал от людей, находящихся на фронте, что к ним вода так и не попала. Позвонил человеку, который от моего имени забирал бутылки. Тот перевел стрелки на какого-то майора. Дозвонился до майора. Он сказал, что ничего до него не дошло. Мы не забили на тот эпизод, а постарались разобраться и провели воспитательную работу с теми, кто «потерял» воду по пути, чтобы подобного не повторялось.
Доверие — штука сложная. Меня тоже в марте прошлого года заподозрили в чем-то нехорошем. Привез в очередное подразделение воду и хлеб. Бойцы стали разгружать машину. Рядом остановился уазик, из него вылезли два полковника. Один из них приказал солдатам: «Отставить!»
«Загружай воду и увози», — сказал мне этот полковник.
«Извините, может, это грубо, но я гражданский человек, и вы мне не указывайте. Я привез эту воду из чистых побуждений», — ответил я ему.
Полковник сказал, что солдаты попьют моей воды и отравятся. «Посмотрите, у меня вся вода в заводской упаковке, и с собой есть документ на приобретение этой воды», — ответил я, намекая, что несу ответственность за то, что привез. Попросил его не подводить меня под диверсию.
Затем этот полковник стал обвинять меня в том, что я расслабляю солдат, которые должны сами о себе беспокоиться.
«Ну солдат-то здесь не из казармы, а только что с поля боя вышел. Где он будет искать воду?» — спорил я.
Затем в беседу вступил второй полковник, который успокоил первого и разрешил все-таки солдатам забрать привезенную воду.
«Я поседел за год»
Конечно, я далеко не единственный занимаюсь обеспечением солдат водой. Иногда приезжаю и вижу, что у ребят уже стоят бутылки, радуюсь таким моментам.
Чаще заезжаю в медчасти, потому что раненому человеку, потерявшему кровь, важно пить как можно больше, и самому о себе ему позаботиться сложнее. Но и раньше, и сейчас мне удается добираться на своем внедорожнике туда, куда другая техника, особенно большая, зачастую доехать не может. К слову, я уже убил на этих развозах три своих личных авто. Нынешний, четвертый по счету, мне помогли приобрести суворовцы. Это тоже внедорожник.
Приходится наматывать от 300 до 700 километров в день, а иногда идти пешком, неся бутылки с водой в руках, — «на нули», то есть на самый передок, подъехать на машине нельзя. Нужно идти вдвоем или втроем максимум, чтобы не становиться заметной и интересной мишенью для неприятеля. Не каждый на такую прогулку решится. Война — такая штука, где нужны яйца, чтобы что-то делать.
А еще с передовой часто нельзя уехать сразу. Передвижение в тыл может быть опаснее, чем нахождение в непосредственной близости от врага. Любой караван, грузовик или обычный автомобиль с гуманитарным грузом во время войны становится целью. ВСУ охотятся даже на тот транспорт, на котором вывозят раненых бойцов. Рядом с моей машиной тоже ВОГи падали, но, слава богу, пока проносит…
Во время таких задержек порой оставался на недельку воевать с подразделением РСЗО, так как работал на этой технике во время службы в армии.
Я поседел за год, что о многом говорит, но появился опыт, который позволяет мне выглядеть мужественнее в некоторых ситуациях. Так, относительно недавно привез воду медикам, а вокруг них стояли срочники. Было это в лесу на территории Белгородской области, недалеко от границы.
Стал потихоньку выгружать, когда начались прилеты. Срочники, как мальки щуки, в окопы попрыгали и мне кричат: «Идите к нам! Идите к нам!» А я спокойно хожу и выгружаю дальше: «Ребята, сегодня не мой день». Но за этой бравадой — понимание, куда летит: громко, но далеко от нас.
На передовой я как-то во время обстрела получил сечки — то есть совсем небольшие ранения — и пошел на перевязку к медикам. Помню, как один из них сказал: «Ты же понимаешь, что три миллиона не получишь?»
Понимаю, что мне и близким никаких выплат не светит. Мне и не надо, лишь бы мы разобрали ситуацию побыстрее, я имею в виду вообще СВО. Это важнее денег или наград
И мне не хочется повторения такой ситуации, какая была с моим товарищем и земляком. Ему на фронте как-то приходилось пить дождевую воду из лужиц на земле. Другой просто не было.
«Спасибо, мы уже три месяца не видели хлеба!»
Перемещение между зоной СВО и мирными российскими территориями похоже на телепортацию в параллельный мир. От этого можно сойти с ума: абсолютное разное отношение к своей жизни, к другим людям и так далее.
С другой стороны, наработался опыт некоего переключения, адаптации и к мирным, и к военным условиям. Вероятно, он может быть полезен для тех, кто испытывает трудности с тем или другим. Мне приходится беседовать с вернувшимися из зоны СВО бойцами: кому-то просто жилетка нужна, чтобы проплакаться, кого-то нужно в чувство привести, встряхнуть. Нам очень не хватает военных психологов!
Я по себе знаю, что, выйдя из-под обстрела, ты не только на животном уровне радуешься, что цел остался, и понимаешь умом, что все закончилось. Происходит и неосознанная нервная реакция, порой острая и непредсказуемая: у кого-то руки трясутся, у кого-то — голова... С этим трудно что-то поделать без посторонней помощи.
Недавно я побывал в Москве, недалеко от аэропорта, и постоянно дергался, пригибал голову, когда видел в небе очередной самолет. Это само по себе как-то происходило.
В этом смысле здорово, когда у солдата есть крепкий тыл — его семья. Мне повезло: жена, дети, мать — все они гордятся тем, чем я занимаюсь, поддерживают меня.
Когда я говорю про переключение, то не имею в виду некую особую суровость или воинственность, которая якобы возникает при приближении к линии фронта.
Помню, как-то привез много хлеба на передовую. Наши позиции были в большом доме, напротив которого находился небольшой хутор, где жили мирные люди. Пошел к ним, постучал, сказал, что привез еду. «Спасибо, мы уже три месяца не видели хлеба!» — сказали мне эти хуторяне. Спросил у них, кто еще живет в округе. Рассказали о четырех домовладениях. Решил оставить четыре пакета по восемь буханок — мол, чтобы всем досталось.
Женщина, которая меня встретила, обещала передать хлеб, но не всем.
В один дом она отказалась идти: «Они сдают вас». А я сказал ей: «Да ладно, все равно же жрать хотят. Отнесите».
«Приходится закрывать циферку на номере»
Еще мне запомнился один очень пожилой мужчина, который зарезал свинью на мясо для солдат и рассказал о том, как много в округе «ждунов», то есть тех, кто хочет возвращения ВСУ. Он спросил, откуда я приехал. Я ответил, что из Белгорода.
«И у вас ждунов много», — заметил дед. Мне эти слова его запали в душу.
Так как я езжу на личном авто, то мне приходится закрывать циферку на номере или вообще чехол на него надевать. Сейчас ведь не надо особого труда, чтобы вычислить человека и место его жительства по госномеру машины.
На блокпостах мне из-за этого регулярно прилетает. Я объясняю, что живу в частном доме на окраине — мечта диверсанта, одним словом. Представьте, говорю, мое состояние, когда, уезжая на позицию, я оставляю дома детей. Часто в такие моменты возникает вопрос, который я обращаю к самому себе: «Какого черта ты это делаешь, если тыл у тебя не защищен?» Нет, мне не нужен автомат Калашников, но дайте хотя бы зашифроваться.
Был случай, когда я был на передовой, то есть без телефона, а потом двинулся в сторону дома и обнаружил пропущенные звонки от жены и сына. Перезвонил. Они в ужасе рассказали, что рядом с нашим домом были прилеты.
Ехать было 300 километров. Единственная возможность добраться быстрее — рвануть напрямую через самый строгий блокпост, который я всегда предпочитал объезжать, делая круг в 60 километров. В этот раз решил поехать напрямик. Закусился с тамошним начальником смены: «Имейте совесть! У меня рядом с домом прилетает!»
Все равно меня на том блокпосту 40 минут продержали. Как потом выяснилось, ближайший прилет в тот день был всего в 150 метрах от моего дома.
Признаюсь, несколько раз я порывался закончить с этими развозами именно из-за трудностей с прохождением блокпостов. Добавлю, что и из подразделений, находящихся на фронте, на Белгородщину со мной за бутылками, чтобы помочь с загрузкой и подменить за рулем, ехать никто особо не желает.
«Как ты это все вывозишь? Лучше на Украине оставаться», — говорят те, кто все же пытаются быть моими штурманами.
По этой причине найти сменщика мне очень сложно. Такой человек должен быть готов посвятить этому делу всего себя. Просто так погонять туда-сюда не получится.
Конечно, я научился общаться с теми, кто дежурит на блокпостах, и понимаю их во многом, ведь под видом гуманитарщиков в зону СВО попадают люди, заинтересованные в том, чтобы, к примеру, выменять или выкупить у военных оружие, боеприпасы для дальнейшей перепродажи или прокрутить еще какое-то темное дельце.
С другой стороны, бывают и откровенно глупые, оскорбительные вопросы или реплики, которые меня задевают и, главное, отнимают время.
* * *
Сейчас я нахожусь на стадии заключения контракта с Минобороны и вскоре отбуду в зону СВО. Все равно мне приходится по таким местам лазить, где несколько раз уже мог бы «двухсотым» стать.
В любом случае механизм получения воды через доверенных людей я уже выстроил. Надеюсь, останусь на связи, чтобы поддерживать его работоспособность, дистанционно вопросы решать.
Думаю, и сам буду ездить, когда будет такая нужда для подразделения.
А вообще, на мой взгляд, каждому отряду хорошо бы иметь свою машину, способную пробурить скважину для добычи воды на месте ПВД. Есть мобильные тесты, которые позволяют определить ее пригодность для питья. И сколько бы эта машина ни стоила, она все равно окупится. Тут большого ума не надо.
Лента.Ру